Ручей носит гордое название – «Первый ручей», если вести счёт со стороны Черского. Он очень живописен, в густых зарослях кустарника, ерника – арктической берёзки и деревьев. Раньше, на высоком берегу Колымы росли причудливые лиственницы, похожие на японские декоративные деревца – бонсай, но высокие. А ягод и грибов население Черского собирало здесь всей семьёй на зиму. Удивительно, что хотя разводили костры каждая семья в облюбованном ими уголке, среди проплешин кустарников и ерников, щедро обогреваемых солнцем, пожаров не бывало.
А как интересно и весело было бегать по берегам ручья, по извилистым тропинкам среди кустов, проложенными многими поколениями, начиная от древних юкагиров и современными черчанами. То выводили они на отвесную кручу, с опавшими вниз на Колыму дёрном и глиной; то на причудливое переплетение сросшихся кустов тальника и ерника, где казалось, жили добрые гномики; то на лежащие белые корни деревьев, похожих на фантастических животных, то ли гигантских морских моллюсков, то ли осьминогов; то на полянку, озарённую и щедро прогретую солнцем, где хотелось бы полежать и мечтать; а осенью на семейство грибов и на синь бусинок ягоды голубики или на рубиновые россыпи некрупной колымской брусники…Летом это было место наших купаний и забав.
Бывали мы на Первом ручье и зимой. Тут уж без катания на санках не обходились, но очень не любили в три ручья пота взбираться на высокий берег, который для меня был выше домов в Черском.
Ходили мы туда, как все жители нашего посёлка, всей семьёй. Папе этот ручей был вроде священного места. Когда-то ему рассказывали, что здесь до прихода и освоения Колымы русскими и другими народами, жили юкагиры. Года три назад, я прочитала книгу «Оберег предков», пересказанную младшим братом отца Николаем Куриловым, с английского перевода, что сделала его дочь Самона. Оказывается, эти сказки в 1901 году исследователь В.И. Иохельсон записал у…обрусевших юкагиров, женщин и мужчин, с достаточно известными сегодня фамилиями, оставшихся у потомков. И эти обрусевшие юкагиры рассказали В.И.Иохельсону сказки своих предков – колымских поречан.
Как я узнала позже, в период работы над папиными романами «Ханидо и Халерха», «Новые люди», что увидели свет, в отличие от начатой третьей – «Люди, волки и звёзды», папа в интервью не раз говорил журналистам и гостям о том, что часто приходил сюда, чтобы собраться с мыслями…Может и сам ручей, как модно теперь говорят психологи и ясновидящие, ну и конечно, экстрасенсы, был для отца своего рода энергетическим источником (его два прадеда и отец были шаманами), который передавал по мистической акустике или такого же рода видео о жизни его далёких предков. Недаром, впадая в Колыму, ручей образовывал глубокий треугольник. А ведь по версии учёных египетские пирамиды и вообще треугольник, будь то пирамида, чум, юкагирский дом или специальная банька, построенная в такой геометрической форме являют собой источник энергетики. Видимо, очень положительная энергетика у ручья. Неслучайно, что отец в свои прожитые в миру 45 лет написал такие талантливые и читаемые и по сей день книги.
Папа сюда водил друзей, на впадении ручья в Колыму, ставил сети. Место было уловистое. Помню, он рассказывал, что привёл на Первый ручей известного нивхского (нивхи – такой же малочисленный народ как юкагиры) писателя Владимира Санги, о том как они долго стояли и каждый думал о судьбе своего народа и о героях своих произведений. Здесь же В.Санги рассказал отцу, что на Сахалине, и на побережье, где он родился, в море стоят три больших камня и о том, что здесь, на Колыме, ему пришло в голову сравнить их с тремя юкагирами, братьями Куриловыми.
До коварной болезни папа много кого из гостей приводил, как он говорил, в «свою творческую мастерскую», чтобы рассказать о своей работе , о планах на будущее…
В последние годы жизни отца на Первый ручей мы приходили втроём – я, папа и Янда, средняя сестра, старшая Оксана училась в Якутске. И вот, помню, папа стоит, задумчиво вглядываясь вдаль, на далёкий противоположный берег широкой Колымы. Там, за берегом начиналась просторная, бесконечная, таинственная для нас нижнеколымская тундра, где он родился, рос и мужал. Там жили его родители и там же вели свою жизнь герои его романов, рассказов, новелл...
Но мне, в те наши прогулки к ручью, нужен был папа, с которым хотела поиграть в догонялки или в прятки в этом чудном уголке приветливого, всегда, даже в зимние дни, отдающего каким-то теплом ручейка. И я не хотела видеть и воспринимать, молчаливого, отрешенного от всего папу, благосклонно разрешавшего нам играть самим, не вмешиваясь ни во что. Мне нужен был папа, с его доброй улыбкой, от которого как стеркой-резинкой исчезали наши капризы и хныкания; его заразительный смех, коим начал одаривать, поправляясь после инсульта и теплый отцовский голос, согревающий в холодной квартире и защищающий от нежданных обид и ворчаний недоброжелателей.
Не понимала, конечно я в то время, что в этом живописном и памятном «Первом ручейке» папа мысленно общался с родной тундрой, с бабушкой-Колымой, с духами своих предков, а потом уже с героями своих произведений, и, чтобы найти новых персонажей для романов и рассказов, потом уже умело запрячь подобранные для них слова в предложения и записать, чтобы на долгие годы они привлекали читателя глубиной мысли и затаенной грустью о уходящей в вечность мире настоящих тундровиков конца 19 века.
Первый ручей …. И сегодня мы изредка приходим сюда, чтобы вернуться в те далекие, счастливые годы и как папа « видел и общался» со своими персонажами, и – мысленно видим его и говорим слова благодарности за то , что в самые трудные годы он поставил нас на ноги, учил доброте и верить в лучшее. Папа…Папа…
Шахматы
Любимой настольной игрой папы были шахматы. В моей памяти шахматы и папы были неразлучными спутниками. Недавно поймала себя не мысль, что я даже не знаю, кто научил его играть в эту игру. Ну не интересовалась в свое время, а он, если и рассказывал, то я, по малости лет – забыла….
Также неизвестно, чему он раньше научился: русскому языку или игре в шахматы. Потому что помню, как моя бабушка, Анна Васильевна, мать отца, рассказывала, что жена прототипа главного героя «Ханидо и Халерха», головы юкагиров Афанасия Куриля, старуха Софья, не зная по-русски ни слова играла в шахматы, да так, что выигрывала будто бы даже у приезжавших изредка в тундру русских!
Шахматные фигурки появлялись на его столе нечасто: только тогда, когда папа приглашал кого-нибудь из знакомых поиграть или когда он был увлечённо занят решением, как узнала позже, шахматных этюдов. Но видели эти фигурки издали или же приоткрыв дверь его кабинета, и шахматы, потому, думали мы, были только писательской игрой.
Но вот однажды папа улетел, то ли в командировку, то ли куда и мы остались втроём, старшей была Оксе, Оксана. Наверное, Оксана и Янда, до моего рождения привыкли оставаться одни и они знали кто старший и кто кого должен слушаться. Так что я как помню себя, знала, что нужно слушаться старших сестёр. Но иногда по малости лет и так как была самой меньшой имела и поблажки. И вот папа улетел и будто бы я зашла в комнату папы и взяла из книжного, настенного шкафа таинственные и так долго манившие нас шахматы, принесла в большую комнату, и высыпала фигурки на диван!..
Это ужасное деяние осталось незамеченным (из комнаты-кабинета отца ничего нельзя было брать и тем более – выносить), потому что Оксана училась в школе…И вот с Яндой мы в какие только игры не играли ими, так что потом нам это надоело, собрали в коробку и я обратно положила на место в шкаф. Однако фигурками мы играли до самого появления папы в квартире, благо, он заранее звонил, чтобы к его приходу мы прибирались дома.
Но в тот вечер, после возвращения он вышел из своего кабинета и удивлённо, не обращаясь ни к кому, говорит: «Странно, куда подевался белый ферзь? Может, к вам приходил, когда меня не было?»
Мы с Яндой состроив удивление, переглянулись, А Оксе соскочила с дивана. Но Янда, видимо, поняла, что папа знает, кто брал шахматы и начала поиски на диване, а я как самая маленькая ростом и проворная, заглянула под диван и нашла пропажу…
Прошло несколько дней и он опять куда –то уехал или ушел, пообещав позвонить и мы с Яндой вновь достали вожделённые шахматы и высыпали на постелённую на диване белую простыню, чтобы видеть все фигурки. А вот кому пришла в голову эта мысль теперь вряд ли узнаем, так как первенство в этом значительное, но что теперь отниматься, потому скажу, что оба мы, я и Янда, решили играть именно так.
Папа вернулся неожиданно для нас даже не позвонив, потому мы не успели собрать фигурки, но зная, что он не любит когда ему врут, рассказывая небылицы, встретили его с несколькими шахматными фигурками в руках. Вначале, снимая шапку, он очень удивился, а освобождаясь от пальто похвалил нас и поинтересовался одной: «А это что?»
Взяв же в руки расхохотался и сияющими глазами, в которых сквозила гордость, и, которые, казалось увлажнились и блестели, поглядывал на нас. И мы поняли, что прощены и облегчённо вздохнули. Однако, папа сказал, чтобы мы аккуратно сложили фигурки в коробку и отнесли в кабинет. Мы были очень довольны произведённым эффектом и решили, что папа теперь может каждый раз, когда будем просить, давать нам коробку для наших игр.
Но в тот ли вечер или назавтра (но не на третий и тем более позднее, иначе я бы не запомнила этот эпизод) он пригласил дядю Мишу Кожурова на «партию», как он говорил. И вот он пришёл и они зашли в кабинет и не прошло, наверное, и минуты, как раздался громкий хохот дяди Миши. Мы приоткрыли дверь и видим: дядя Миша возьмёт одну фигурку, от души посмеётся, разглядев-повертев поставит, затем берёт другую, и тоже изучит-удивится, посмеиваясь на всю комнату. А папа, довольный, улыбается и что-то ему рассказывает. А было что рассказать: из фантиков конфет, обрезков тканей и разными нитками, насколько нам позволяла фантазия, мы принарядили фигурки. Теперь думаю, не ахти какие были у них эти красивые обновки, но это были творения папиных дочек: наряды для шахматных фигурок: и – папа, видимо, очень этим гордился перед дядей Мишей. А он, улыбаясь и посмеиваясь, двигал пышно разодетую свою белую королеву, наверное первую на Колыме Барби, а папа свою, черную, вторую Барби. Но долго ли были принаряженными фигурки, не помню.
Сегодня эти шахматные фигурки стоят на папином рабочем столе, как музейные экспонаты в его музее- квартире. И каждый раз, прибирая стол, вспоминаю их нарядными и радостные папины глаза от гордости за выдумщиц- фантазёрок маленьких дочурок.
Ченди КУРИЛОВА.
Оставить сообщение: